deoporon

26.12
18:45

Наказуемость счастья


Один мужик поехал на рыбалку. В автобусе. Он очень любил рыбалку, и давно на ней не был, поэтому испытывал счастье уже от предвкушения. Даже закуривая, он знал, что это не то - что ТО, это когда на реке вытащишь чуть не сорвавшуюся с крючка рыбу – и тогда ЗАКУРИШЬ. И не то чтобы ему нравилось убивать рыб, ему нравилось одиночество на реке: он был человек тонко чувствующий и ощущал природу каждой жилкой своего тела. А в автобусе он встретил женщину, которая показалась ему симпатичной, и возможность близости, прикинутая им в голове, дополнила предвкушение счастья. Женщина ему даже намекнула, что не против присоединиться к нему на рыбалке, но ему нравилось одиночество на реке. И только через три дня, возвращаясь, уже испытав свое сокровенное счастье, «он слабо вспомнил, как выходил здесь три дня назад на рассвете. Вспомнил он и спутницу свою по автобусу и как у нее дрожали губы и рука, когда она прикуривала. - Что это было с ней? - пробормотал он и вдруг затаил дыхание. Лицо и грудь его покрылись колючим жаром. Ему стало душно и мерзко, острая тоска схватила его за сердце. - Ай-яй-яй! - пробормотал он, тягуче сплевывая. - Ай-яй-яй! Как же это, а? Ну и сволочь же я, ай-яй-яй!.. А?»Другой мужик гуляет с полуторагодовалым сыном, сидит у его кровати, испытывая к нему бесконечную нежность, и неотвязно думает о самоубийстве своего старого друга. Почему? Как? «Или в этой, такой бодрой, такой деятельной жизни были тайные страдания? Но мало ли страдальцев видим мы вокруг себя! Нет, не это, не это приводит к дулу ружья. Значит, еще с рождения был он отмечен неким роковым знаком? И неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, предопределяя весь ход нашей жизни?» И такая мысль мешает любить своего ребенка безоблачно и беспечально, не заглядывая в его будущее, которое еще темно и про которое невозможно думать, что мы каждым своим шагом его не определяем. В главные минуты своего счастья человек ухитряется вспомнить что-то или о чем-то задуматься, чтобы омрачить это счастье. И как перед неразрешимым вопросом встает перед детским плачем во сне: почему? отчего? Оттого ли, что просто что-то приснилось? «Или у нас уже в младенчестве скорбит душа, страшась предстоящих страданий?» Хочется спросить: зачем ты все это себе придумал? Будь проще! Не получается. У хороших людей, как правило, не получается.Третий мужик поехал кататься на лыжах с любимой женщиной. С той, с которой у него «хорошо. Кончилась тяжелая пора ссор, ревности, подозрений, недоверия, внезапных телефонных звонков и молчания по телефону, когда слышишь только дыхание, и от этого больно делается сердцу. Слава богу, это все прошло, и теперь другое - покойное, доверчивое и нежное чувство, вот что теперь!» И в этом счастье, и в гармонии с этой женщиной проводит он целый день. А вечером она плачет, как плачут женщины, которые уже готовы стать женой и матерью детей для того, кто совсем к этому не готов, кто и так счастлив. Но не только от этого она плачет, а потому, что хотя женой и матерью становиться пришла пора, «смертельно жалко было первого тревожного времени их любви, когда было все так неясно и неопределенно, зато незнакомо, горячо и полно ощущением новизны». И он ее понимает, и прощает за все, и она его, а жениться ему не хочется, «потому что в чувстве, когда знаешь, что вот она рядом с тобой, и она хороша, и все такое, а ты можешь ее всегда оставить, чтобы так же быть с другой, потому что ты свободен, - в этом чувстве, собственно, нет никакой отрады». Но тебе уже тридцать лет. Четвертый… Собственно, все они – одно лицо. Лицо человека, не позволяющего себе не чувствовать и не думать, хотя и разрушающего этим все зыбкие мгновения счастья, отпущенные нам Богом. Казакова не интересуют добряки и злодеи, везунчики и неудачники, его главный предмет – мимолетность счастья, которое всегда наказуемо, за которое надо платить вперед и постфактум и которое всегда есть компромисс между твоим «воспарением» и грубой реальностью. Потому что, если ты, гуляя с ребенком в лесу, задумаешься о высоком (а не думать о высоком человек не должен) и воспаришь, то ты рискуешь отпустить маленькую ручку и банально потерять то самое сокровище, о судьбе которого ты размышляешь. А когда ты найдешь маленького негодяя, не отвечающего на призывы родителя, и пригрозишь ему страшными карами, и страшно рассердишься на него, у тебя все равно не будет сил противостоять общему счастью игры в машинку и укладывания спать… после которого ты все равно подумаешь, что каким совместным бы ни было это счастье, твой пятилетний сын уже сделал шаг от тебя: душа твоя, слитая до сих пор с моей,- теперь далеко и с каждым годом будет все отдаляться, отдаляться, что ты уже не я, не мое продолжение и моей душе никогда не догнать тебя, ты уйдешь навсегда. И этот круговорот бесконечен. Но назвать прозу Казакова «отрезвляющей» невозможно, она просто санкционирует неудовлетворенность как форму счастья.


Оставить комментарий

Вы не зарегистрированы, решите арифметическую задачу на картинке,
введите ответ прописью
(обновить картинку).




Папки